Очень много стало вокруг, братцы и сестрицы, супергероев. Не самих супергероев даже, а их интерпретаций. Все у всех заимствуют, всё на все влияет, поневоле запутаешься. Вот например. Современный Бэтмен в комиксах заимствовал немало ходов и приемов у Сорвиголовы — просто потому что Фрэнк Миллер сначала писал парня с рожками в красном, а потом сменил работу и стал писать парня с ушками в сером (сначала написал «в синем», конечно). А на экране — явно наоборот, сначала Бэтмен прыгает по коричневым декорациям с судовыми контейнерами и рычит нечеловеческим голосом, а потом то же самое делает Сорвиголова. И поди пойми — цитируют тут авторы Нолана, или это просто общее место такое.
Может быть, это просто в воздухе носится — ведь не только целые сцены из «Бэтмен: Начало» цитируются у ДеНайта и Годдара, но и, о ужас, приемы Зака Снайдера. Сами подумайте — где вы в прошлый раз видели ход «герой падает или теряет сознание, мы перемещаемся во флэшбек, из которого возвращаемся с воодушевлением»? А в позапрошлый? Вот и я не помню. «Сорвиголова» пользуется этим приемом избирательно, и старается не пихать нам свою предысторию в каждой серии. Но в результате «ориджин стори» опять размазывается на целый сезон. Впрочем, об этом Синдроме Супергеройского Сюжета отдельный разговор. Пока хотелось бы о другом.
Не нужно стесняться
Мрачность и брутальность пришли когда-то в комиксы не просто так. Они воспринимались как обязательные спутники деконструкции — столкновения архетипов и жанровых штампов с условным реализмом. Нет более наглядного способа разобрать на составляющие беллетристику, чем сказать «а вот если бы все было взаправду». Этот самый «грим-энд-гритти» был комиксам в новинку. Правда, было это тридцать, а то и сорок лет назад.
В супергеройских экранизациях, надо заметить, все обстоит ровно наоборот. Во-первых, большинство из них появилось уже после того, как мрачный реализм пустил корни в рисованных историях. Во-вторых, «реалистичность» экранизаций была связана не столько с желанием показать воображаемым детям воображаемый взрослый мир, сколько с уверенностью, что на экранизацию с плащами и трико телезритель не пойдет. Еще бы, у него в соседнем зале идет точно такая же супергероика, только с кровищей и грязищей, и называется «новый фильм со Шварцнеггером». Сейчас, конечно, дела обстоят не так, и отвоеванная сценаристами и художниками компьютерной графики яркость марвеловской киновселенной — достижение, принятое публикой на «ура».
Тем удивительнее, что «Сорвиголова» возвращается не просто к мрачняку (который не столько Нолан-стайл, сколько Гойер-стайл, потому что Гойер работал еще над «Блейдом», первой финансово успешной экранизацией марвеловского комикса), а к тому тону девяностых, когда любой элемент супергероики в экранизации нужно было максимально скрыть. Лучше всего в тот период изменения в каноне и визуальном ряде экранизируемого комикса описывались словом «постеснялись». Как только ставший подростком маленький человек стесняется родителей при друзьях, так кинокомиксы стеснялись своих «родителей». Поэтому-то мы когда-то «не узнали» Карателя в фильме с Дольфом Лундгреном, например. Стесняются киношники до сих пор — одна маска Бэйна чего стоит. Или все, что говорится вокруг новой экранизации «Фантастической четверки».
Мало того, нельзя просто запихнуть старые игрушки ногой под диван — нужно обратить на них внимание и пошутить, чтобы стало понятно, что ты вырос. «А чего ты ждал, цветного спандекса?» — буквально спросили меня с экрана много лет назад. Мог ли я ожидать, что после того, как самыми популярными штуками на мировых экранах станут ножи из рук, паутина из рук и костюм с буквой «S» из рук вон, я услышу с экрана что-то подобное? И пожалуйста: «Аскот — это уже как-то чересчур». Вам чересчур, ребята — ну так сделайте что-нибудь другое. Ближе к концу сериала мне еще сунут под нос металлические ходули и чертеж перчатки с циркулярной пилой. Очень мило, но я не верю, что это не просто пасхалка, если вы стесняетесь какого-то галстука.
И не только галстука. «Этот костюм — неоконченная работа», опять же. И указание на то, что предыдущий сюжет заимствован из фильма «Кунг Фу» (это, впрочем, уже после шестой серии).
Стесняться, впрочем, стали и комиксы, где с начала двухтысячных герои называют друг друга по паспортным именам, а не про «позывным», при каждой возможности. В «Сорвиголове» никто из персонажей, каким бы гротескным он ни был, не получает особого имени. Притом, что сериал существует «в той же вселенной», никогда не произносятся имена других героев, события MCU не озвучиваются в сколь-нибудь фактурных деталях. Ну, да, упомянули волшебный молот в шутку. Спасибо и на том.
Да, это «супергероика уличного уровня», и тут все, наверное, должно быть серьезно. Но серьезность эта большей частью приобретается за счет потери души. Почему Нолан влюбил нас в себя? Потому что с самого начала знал — чем серьезнее ты делаешь историю про миллиардера в костюме с ушками, тем нелепее все это будет смотреться. Поэтому нужно осознавать свое положение и пользоваться возможностями, которые оно предоставляет. Накидывать лебедку на нос самолета, вставлять внутрь бронетранспортера мотоцикл, придумывать супер-бомбы и так далее.
Как добивается серьезности «Сорвиголова»? Используя приемы других, взрослых телесериалов.
Мы это уже видели в комиксах — автор хочет писать одно, а дают другое. Вот Фрэнк Миллер хотел писать честные криминальные романы, а зарабатывать приходилось супергероями. Или Брубейкер с его шпионским романом. Или… Короче, есть очень много примеров того, как нам в обертке из супергероики подавали другие жанры. А мы гордились — как же, у взрослого стола нам налили шампанского! Ну пусть это «детское шампанское», но шампанское же!
Только все эти «взрослые» жанры в той же степени взрослые, в какой «МакДональдс» — ресторан. Они безалкогольны и разведены до консистенции супергеройского комикса. И срабатывают за счет того что мы подсознательно, что ли, хотим казаться серьезнее. И за счет того, что мы на самом деле не знаем, каков тот «взрослый» материал, к которому стремимся.
Больше всего после выхода «Сорвиголовы» в интернете вокруг меня поминали «Прослушку» («The Wire»). Я могу понять — журналистское расследование, коррупция, общее ощущение безысходности. С прицелом на это явно и был взят Вонди Кертис-Холл, который ведет себя, как персонаж какого-то другого сериала. С прицелом на это же была сделана пара визуальных и сюжетных цитат. До «Прослушки», конечно, «Сорвиголове» в части криминального сериала далеко. Но для зрителя, в криминальных сериалах неискушенного (я не имею в виду никого в комикс-рунете конкретно, я имею в виду массовую аудиторию) будет в самый раз. Ему и картонные русские бандиты, и не менее картонный газетный редактор, и общая надуманность хода расследования сойдут как надо, потому что он и не ожидает, что можно лучше.
Но не «Прослушкой» единой. В первых сериях «Сорвиголова» активно заигрывает с «адвокатской драмой», полудетективным процедурным шоу, даже с модным сейчас жанром престиж-драмы «Как большой мафиози взошел на вершину или рухнул оттуда». В последующем от «сопровождающих» тем сериал постепенно избавляется — процедурка пропадает сама, юриспруденция остается минимальным фоном. В конце сезона убивают Бена Уриха, чтобы демонстративно отказаться от связей с «Прослушкой» и закольцевать все динамики сериала на его основной состав. Если в дальнейшей кто и будет «копать», то сами Гарри, Рон и Гермиона, простите, Мэтт, Фогги и Карен.
Впрочем, ДеНайт говорит, что Уриха убили в основном потому что сделка с «Сони» на момент съемок не была завершена и было вероятно, что Уриха не дадут использовать больше одного сезона.
К тому, на какие еще сериалы похож наш козел в черной маске, я вернусь ниже. Сейчас хотелось бы сказать о другом. Помните метафорического подростка, которого я использовал чуть выше? Так вот.
Отличие метафорического подростка, который стесняется своих родителей, в том, что настоящий подросток жить торопится и чувствовать спешит. А наш супергеройский сериал откладывает все на «потом».
Синдром Супергеройского Сюжета
Как, по блестящему наблюдению, в российских комиксах самый популярный жанр — это анонс, так в киношной супергероике, особенно марвеловской, самый популярный жанр — это «тизер». Подмигни зрителю с экрана, чтобы он ахнул и стал ждать, когда же ты от подмигиваний перейдешь к делу. Пусть дыхание перехватывает не от восторга того, что тебе уже показывают, а в ожидании следующего большого открытия. В кино нас довели до того, что про целые фильмы говорят «это подготовка к следующему масштабному кинособытию», в комиксах один ивент заканчивается введением к другому ивенту. В телике же все сколь-нибудь масштабные, эффектные и оттого дурацкие (в хорошем смысле) штуки авторы откладывают на будущее. Только дают нам понять — будь спок, они читали комиксы, когда-нибудь они все воплотят. Когда-нибудь, но не в первом сезоне.
Единственный сериал, который плюнул на такой подход — «Флэш», и он выиграл. А «Сорвиголова» решил, что займется этим когда-нибудь потом, он и так хороший. То есть нет, формулу он забросил быстро — уже в 4-6 сериях юридическая линия полностью отдается «помощникам» главного героя, а те больше не жонглируют юридическим терминами. Но узнаваемый фирменный стиль Сорвиголовы, включая его «имя», есть, по сути, только в опенинге и последней серии. Что происходит с элементами собственно супергероической формулы — я писал в прошлый раз. Не писал, почему.
Дело в том, что сериалы сейчас стараются все больше походить на многосерийные фильмы. «Дело недели» или «монстр недели» воспринимаются уже как совершеннейший архаизм, а над CBS и Fox, которые продолжают приклеивать процедурные элементы к каждому своему сериалу, уже откровенно смеются. Такая «сериализация» (в противовес «эпизодности») дает якобы развитие персонажей и мира вокруг них, а это такая особая ценность. Очень модно стало, говоря про плохой сюжет в фильме, попенять на то, что «персонажи не развиваются». Так что теперь они для галочки развиваются даже там, где это не положено.
Но в супергероике (я начинаю говорить тривиальные вещи, но меня никто не остановит, ха-ха!) есть свои законы. И по ним героям не положено развиваться, иначе бренд потеряет узнаваемость и не будет притягивать новых читателей. Если в десятом номере «Человека-паука» герой угрызался насчет силы и ответственности, то и в пятьсот десятом должен, это называется «статус-кво». Почему так — разговор для другого места и времени. Важно, что в кино и на телевидении себе этого позволить нельзя, и нужно показать, что герой развивается. Если этого не ждут зрители, то этого ждут хотя бы студийные боссы, которым нужно сверить сериал со списком требований и одобрительно кивнуть.
В итоге мы не можем избавиться от ориджин-стори — даже если, как в «Сорвиголове», герой к началу истории уже «произошел», то весь сезон он будет продолжать «происходить». У персонажа отсекаются все необязательные элементы формулы, а потом по одному к нему возвращаются. И кажется, будто мир движется вперед. В первом сезоне фактически два ориджина — происхождение героя, которое случилось до начала и раскрывается во флэшбеках, и происхождение его статус-кво, который устанавливается только к концу сезона. В итоге мы опять живем в бесконечном ожидании, где важно не то, что нам показывают, а то, что нам обещают показать. Скоро-скоро будет настоящий костюм. Скоро-скоро будут Электра, суперзлодеи, другие супергерои, приключения. Все это будет, а пока вместо всего этого есть парень в черной маске, который страшно бьет людей. Воплощенные в опенинге сериала компоненты героя там и остаются.
Кстати, об опенинге — он ведь не работает. Сейчас вообще много открывающих титров в сериалах делается так, будто к моменту их создания не было ни одного снятого кадра. У вас есть компьютер, ребята — нарисуйте нам всякого. Пусть будут виды Нью-Йорка, которых мы никогда не покажем и большинство которых относится вообще не к Адской Кухне. Пусть будет узнаваемый красный костюм Сорвиголовы, без которого мы обойдемся, и слепая Фемида — куда же без нее. И пусть все это модно стекает вниз. Что дает этот визуальный эффект? В «Ганнибале» сходные титры прямо соотносились с тем, что делал главный герой. А здесь опенинг даже не рифмуется ни с чем в сериале, потому что текущая вода не играет в сезоне никакой роли. Сцены под дождем, как я уже говорил, не показаны каким-то особым образом, а «зрение» Сорвиголовы выглядит как огонь, а вовсе не как жидкость.
Пытка спрашивает, а боль отвечает
Еще один сериал, которым мне прямо сквозит из каждого эпизода «Сорвиголовы», но который почему-то в разговорах вокруг него почти не упоминается — это «24».
Это для нас прием, когда герой бахает злодея об стол и страшно орет на него, чтобы узнать, где детонатор, называется «Бэтмен». Для большинства остальных телезрителей он называется «Джек Бауэр». И это для нас супергерой, который пытает злодея — это «серая мораль» и разговор о допустимом. А для американцев, особенно когда завязка сериала невозможна без разрушающей полгорода атаки инопланетян, все это — последствия 11 сентября и разговор об «аргументе тикающей бомбы».
Все супергерои нет-нет, да и пытают мелких злодеев. Но Сорвиголова — первый на моей памяти, кто делает это так часто и так ярко.
«Та самая» боевая сцена из второй серии, напомню, предваряется сценой пыток, в которой… есть сюжетная дыра. Смотрите: Семен отказывается что-либо говорить, Клэр советует Мэтту воткнуть ему шило (или что там у них) в глазницу. Семен страшно кричит, шило всовывают и высовывают, ничего не происходит. После этого Сорвиголова свешивает Семена над улицей, говорит «Хуже всего, что мне это начинает нравиться» и угрожает сбросить Семена. Тот раскалывается. После этого Мэтт сбрасывает Семена в мусорный бак. Получается, что либо втыкание шила, либо свешивание с крыши — ЛИШНИЙ сюжетный элемент. Клэр, раньше отказывавшаяся участвовать в пытках, «признает» их необходимость, Сорвиголова делает/обещает что-то крайне жестокое, Сорвиголова говорит, что ему это нравится, Семен раскалывается. Больше ничего не нужно. То есть все это можно было сказать/показать вокруг втыкания шила ЛИБО вокруг свешивания Семена с крыши. И было бы, наверное, эффектнее и экономнее.
Тем более что дальше происходит совсем странное — Сорвиголова бросает Семена с крыши, и потом решает убедиться, что тот выжил, только когда Клэр спрашивает его об этом. Не говоря уже о том, что Семен мог не выжить, предсказать результат падения раненого человека с высоты нескольких этажей Мэтт вряд ли может.
В свете этого вся последующая линия с нежеланием Мэтта идти на убийство выглядит менее интересно.
В уже упомянутых «24», где давление и пытки являются едва ли не основной продаваемой чертой сериала, применение этих методов оправдывается тикающими часами. Нет времени делать что-то еще, дайте мне молоток. Пытка — хотя мы и ждем ее, и радуемся ей — последнее средство, на которое герой идет вынужденно. И в начале сериала «Сорвиголова» делает то же самое. А потом членовредительство становится для Мэтта основным способом получения информации — даже когда есть другие способы или никуда не нужно спешить. C помощью этих методов Сорвиголова спасает не так уж много людей, зато сеет немало страха. И ведь нигде даже не декларируется, что у Сорвиголовы есть цель наводить ужас! Ближе к концу Сорвиголова будет пытать человека, чтобы найти себе портного (это правда то, что происходит).
Можно сказать, что так нам показывают — Сорвиголова не совсем уж герой. Однако в рамках сюжета он пытками и битьем добивается тех результатов, которые невозможно получить законным способом, но которые совершенно точно необходимы. Это традиционная ниша супергероя: нести правосудие туда, куда не дотягивается закон. В сериале получается, что самый чистый вид супергероя — это безликий человек, который делает людям очень больно. Более того, с помощью этого Мэтт добивается традиционного правосудия — он бьет свидетеля, пока тот не согласится пойти в полицию, и именно это приводит к падению криминальной империи Кингпина. Когда хочется сказать «У Фрэнка Миллера эта тема раскрыта с бОльшим количеством нюансов», понимаешь, что забрел куда-то не туда.
Техническая сторона вопроса: цвет и свет
Что с потрохами покупает меня в «Сорвиголове» — это то, как он выглядит. У него есть не столько цветовая, сколько совершенно замечательная световая гамма. Полагаю, благодарить за это нужно Фила Абрахама, который снял те серии, по которым все и решали, смотреть дальше или нет. Абрахам обласкан критикой и завален наградами, режиссировал много очень интересных сериалов и вообще молодец. Одиннадцать серий, идущие после него, есть одиннадцать попыток сделать так же. Разной степени успешности.
В современном телеклимате, кажется, любое шоу можно сделать серьезнее, просто обесцветив его наполовину. Мрачный реализм — это когда все бледное, коричневое и на предметах и лицах видны мелкие недостатки. К счастью, картинка «Сорвиголовы» куда более эффектна и на самом деле яркая и многоцветная — просто внимание одновременно привлекается не более чем к одному-двум цветам.
В большинстве сцен есть доминирующий источник цветного света, который окрашивает происходящее, плюс все предметы в кадре подобраны с учетом нужной гаммы, а не просто перекрашены при цветокоррекции (как у Снайдера). Мы всегда знаем, где находимся, «чья это территория» и что будет происходить. Деловые встречи Фиска — голубые, флэшбеки — красно-зеленые, Адская Кухня — желто-коричневая. И даже события, происходящие при дневном свете, не исключение — в качестве диегетического освещения используют белое холодное, чтобы подчеркнуть неприятность и враждебность среды. Герои, большая часть которых одеты в черное, серое и белое, идеально вписываются куда угодно. «Внутренний взгляд» Мэтта имеет ту же гамму, что и его район — и гамма эта, напомним, «мир в огне».
Поэтому, кстати, я думаю, что вид Адской Кухни во втором сезоне и потом в «Защитниках» изменится — новый красный костюм далеко не так легко вписать в грязно-желтые фоны.
Игра цветом в сериале не всегда изящна — на каждый ловкий ход находится топорный. Ловко — это как выход из желто-зеленого коридора в алый провал в конце второй серии, или разделение сцены на синюю и красную части в одиннадцатой серии, когда Фогги ссорится с Мэттом. Топорно — это прямая игра цветом на линии Фиск-Ванесса, где он постоянно одет в черное, а она в белое или очень светлое. Это выглядит очень нарочито и почти комиксно, хотя иногда и выигрышно — черный Фиск посреди белой галереи кажется еще больше.
К сожалению, чтобы не нарушать световую гамму, очки Мэтта почти никогда не красные — а выглядят они очень хорошо и я был бы рад видеть их почаще.
Ну и цветные ниндзя. Никакая строгая схема цветового символизма на экране не выдерживает цветных ниндзя.
Вот это персонаж: Владимир
Хотелось бы чаще отмечать женские образы сериала, но с ними как раз дефицит — те, кто не сыгран на одной ноте, имеют темное прошлое, которое предлагается раскрывать во втором сезоне или дальше. Поэтому сосредоточимся на злодеях.
Русские бандиты хороши тем, что с ними можно делать что угодно, писать их как угодно глупо, и это не будет расизмом. Впрочем, не нам говорить о расизме — я всего лишь хочу сказать, что устал от однообразной русской мафии еще в «Стреле». В «Сорвиголове» все, к счастью, выглядит приличнее — не без «гулага», акцентов и странных фамилий, но по крайней мере персонажи получаются объемнее.
Владимир, с которым мы проводим больше всего экранного времени, даже вызывает симпатию, как хорошо написанный злодей. Он фантастически прочен, фантастически принципиален и ни перед чем не останавливается. Другое дело, что хотя именно он и его брат должны стать причиной краха Кингпина, эту честь у них отбирают. Этого можно не заметить в извивающемся ужом сюжете, но происходит вот что. Сорвиголова ставит русским палки в колеса, те неудачно заманивают его в ловушку несколько раз, несут потери, решают обратиться за помощью к Уилсону Фиску, делают это в неудачный момент неудачным образом, с этого все и начинается. Вроде все так? Нет, и мы даже не знаем, как Сорвиголова вышел на русских и их операции изначально. «Падение» начинается с момента, когда Владимир мстит Фиску за смерть брата. А как он об этом узнает? А очень просто. В идеальной, скрепленной фантастическими ресурсами и спиралью молчания организации Фиска не знают, что мыть машину от крови надо без посторонних и особенно — так, чтобы машину и ее владельца никто не мог связать между собой. Неплохо, когда сюжет начинается по схеме «Оттого что в кузнице не было гвоздя». Плохо, когда этот гвоздь — глупость заведомо умного персонажа. В итоге и действия Мэтта, и возможности Владимира затмеваются одной ошибкой Фиска — потому что сериал любит фокусироваться на Кингпине даже там, где в этом нет необходимости.
Точно так же эффектные взаимодействия в шестой серии между Мэттом и Владимиром затмеваются последующим разговором Сорвиголовы и Кингпина — это первая встреча героя и злодея, и конечно, мы смотрим ее не отрываясь. И конечно, диалог в ней лучше, потому что он не написан для персонажа с акцентом.
Но русская мафия, явно заменившая на современном ТВ итальянцев в функции «простых бандюганов», могла бы быть и поинтереснее. или хотя бы целиком состоять из персонажей, говорящих без акцента.
Гифки взяты с http://rubertkazinsky.tumblr.com/
